..продолжением.
Не говоря уж о рифмах про розы и флейту. С тем, что уже было, так или иначе, задокументировано нынче.

Тёплый бомж (прозванный одним из моих знакомцев достаточно метко "Санта Клаусом") нынче представился (нет, хвала богам, все буквы на месте - ни одна не лишняя) - "Аллес". А вот и не "Алекс" (я переспросила, естественно), а именно что с немецкого типа.. э..ВСЁ. Чоуж - тоже вполне подходящее имя. Начал рассказывать, что родился в Нью-Йорке.. Я прервала. Не потому что, например, не может быть правдой или что-то такое - просто не люблю вот эти истории, как жанр.
Чукча - писатель (с).
Короче, так получилось, что он снова сидел в ночи у домика Брюсова на всё той же траве - и опять намеревался неправильно заснуть, профакапив  ещё и свой стаканчик (а там, между прочим, было несколько сотенных бумажек). Ну вот. Опять, в общем, намечался непорядок - и был предотвращён. В итоге, мы там слегка посидели рядом (порвав на мельчайшие тряпочки шаблон напротив стоящему таксисту, который, мне кажется, чуть инфаркт не хватанул от этой жанровой сценки) - и я таки вытащила свою катану сякухати - и таки сыграла - там и тогда.
Конечно, он меня не узнал (это было бы крайне странно и не сообразно, если бы сразу да) - и даже - до всякого сякухати, разумеется, что-то спросонья начал жуткое лепетать про "детей-мужа-хорошего", но когда был спрошен в лоб - и не стыдно тебе такое тут мне говорить? - подобрался моментально. И потом, когда прозвучала уже первая флейтовая фраза, вдруг спросил - а ты что, тоже помнишь, как я задыхался? Отож. Перевернул тебя, спрашивается, кто.
(Хо, респект.
Обычно никто не помнит.
Что бы сейчас ни имелось в виду.)
Потом я опять играла на ката.. на флейте японской своей.
Потом он меня просто.. обнял (блин, бедный таксист - багровое его лицо вылилось в серые сумерки чуть ли не правда что кровью за пределы его машины, вслед за покатившимися по асфальту плитке глазными яблоками). И говорит такой - нет, ну не может же быть, не может такого, не бывает (а, и ещё у него очень выраженный кавказский акцент) - и говорит, ты же.. как?.. ты же - ма-ла-дэц же.. (О. Я помню это произношение - и именно это слово из зимнего Тбилиси этого сезона. У него не очень-то узко-русское значение. Другое. Оно - междометие, выдох и вдох. Короче, вообще другое. Иностраннее некуда. Поди переведи).
И так мы сидели с флейтой, тут мимопроходящие стали посягать на стаканчик с деньгой - не в смысле отнять, а в смысле добавить - а он его так одной рукой за задницу увёл, дескать, вы чё вообще, даже и не думайте. И слушал, низко-низко склоняясь (проспект Мира в любое время очень шумит), к самому "дулу" - нижнюю ноту "ро".
И - плакал.
Но я не видела.
Неудобно же.
А очки, зайчик такой, не посеял. Поэтому было почти незаметно, правда.

И потом я сказала Аллесу "Аллес" - и была постепенно такова, но мы долго махали друг другу рукой.
Не уверена на 100 процентов, но таксист, подобрав с дороги глазные яблоки, кажется, махал тоже.

Ну и как-то так я потом пришла домой, откуда зачем-то решила это записать.

Единственное живое, что осталось - только стебель флейты.
Пустота.
Я держу её крепко и - глажу. Всё время.
Она - мой меч.
Я - её пишущая трость.
Скоро не останется никого из нас.
Всё - растворится во всём.
И слава Богу.